Чернобыльцы как натыкались, так и натыкаются на десятки барьеров: медицинских, социальных, юридических. И даже если они адекватно объяснимы экономическими реалиями — это объяснения, от причин которых надо избавляться. Иначе Создатель задаст нам в науку такую встряску, перед которой пресловутый коронавирус покажется цветочками.
Житель села Лебяжье Анатолий Трусов устранял последствия аварии на её завершающем этапе, в 1988 году. В то время он обосновался в Казахстане, создал семью с хорошей женщиной и уже воспитывал вместе с нею двоих детей. О том, как попал в Чернобыль, сейчас вспоминает почти буднично.
— Приехали ко мне на работу начальники. Велели без объяснений: «Ставь трактор, садись в машину», — неторопливо рассказывает, присев на скамейку у дома, Анатолий Михайлович. — Привезли с другими мужчинами в военкомат и сразу предъявили ультиматум, мол, если не согласитесь ехать, куда мы вас направляем на специальные сборы, то уволим по 33 статье КЗоТа за якобы систематическое нарушение дисциплины. Пообещали в случае неповиновения организовать крупные неприятности на работе для жены и проблемы в школе, где учились ребятишки. В общем, использовали запрещённые приёмы. Хоть я не знал, в какой ад отправят, но в любом случае не хотел, чтобы моих дочку и сына в округе презирали как детей предателя Родины. Поэтому вдаваться в подробности не стал. Прошёл врачебную комиссию, взял с собой продуктов на трое суток и вещи первой необходимости. Вскоре оказался на ЧАЭС. Был рад, что для семьи ничего не изменилось – представлял, как они по-прежнему смотрят по телевизору новости о съездах, концерты и вести с полей. Надеялся, что гордятся моим участием в общем важном деле, значение которого невозможно переоценить.
Приборы ломались, люди работали
Если в первый год после катастрофы основные усилия ликвидаторов направлялись на снижение уровня радиоактивных выбросов из разрушенного реактора и предотвращение ещё более серьёзных последствий, то в 1988 году они, в основном, занимались зачисткой территорий. Работали, как сейчас говорят, вахтовым методом: один поток трудился до тех пор, пока его участники не набирали предельно допустимые дозы облучения, потом его меняли на другой.
Два месяца Анатолий Трусов с такими же, как он, рабочими провёл в механическом цеху на самой станции, затем ещё четыре – в зоне отчуждения. И теперь, спустя 32 года, он не забыл, как вновь прибывших переодевали в военную форму, выдавали им для защиты обычные марлевые маски и дозиметры, которые не годились ни к чёрту.
— Марлечка хлипкая, резинки непрочные. На уши их наденешь, а они сразу рвутся. Ну и отшвырнёшь в сторону ставшую бесполезной тряпицу, — говорит Анатолий Михайлович.
С приборами вышла у ликвидаторов целая эпопея. Японские зашкалило сразу, тогда вместо них рабочим выдали какие-то другие иностранные, похожие на авторучки, — а они сигналили и сигналили, не переставая, о высоком уровне радиации. Пришлось заменить их на отечественные – те вообще всегда молчали. Словом, не было на ЧАЭС мощных дозиметров, может быть, потому что никто не предполагал, что такой «гром» может грянуть. Вся защита рабочих сводилась к частой смене камуфляжа и обуви да регулярной помывке.
Бригада Анатолия Михайловича на станции ломала кровлю, работая по 45 секунд в сутки каждый. Иначе – смерть. Задача была нелёгкой и опасной — не знали толком, с чем имеют дело, не умели поберечься. Годы спустя итогом этого незнания станет букет болезней и инвалидность, а в далёком теперь 88-м мужчины просто шли гуськом, долбили ломами бетон, счищали лопатами графит. Потом передавали инструменты очередникам и отправлялись в автобус.
Про дезинфекцию и «самоволку»
Беда ходила в Чернобыльской зоне даже рядом с самыми привычными, обыденными человеческими потребностями. Кормили, правда, рабочих всегда отлично. Масло, мясо, фрукты, сгущёнка, бывшие в СССР дефицитом, на столах ликвидаторов стояли свежайшие. А они иногда, глядя на это богатство, есть всё равно не могли – у одних головы раскалывались, других тошнило. Чувствовался во рту металлический привкус, затем появлялись сухость и «радиационный» кашель. Молодёжь, тем не менее, не унывала, договариваясь друг с другом об употреблении выданных по норме «спиртовых» таблеток: «Давай сегодня я твою дозу проглочу, а завтра ты мою». Заметили, что после этих препаратов обедающим хоть немного становилось легче, они ощущали вкус и температуру блюд. Не все, конечно, здоровье-то разное. Иные бежали к корыту, поставленному у входа в столовую, склонялись над ним и мучительно выворачивали нутро. Отдышатся – им вновь наливают еду и велят в обязательном порядке всё проглотить.
Не переводились и такие, кто боролся с радионуклидами народным средством – картофельным самогоном. Прознали, что местные гнали его в лесу, в бочках литров по двести. Для безопасности расчётливые самогонщики «прикормили» и милицию. На тот случай, если по чьей-то жалобе стражи порядка приедут с проверкой, для них загодя ставили банки с первачом.
— Появятся на горизонте люди в погонах, построжат, «грубку», в которой огонь горит, поломают – и всё, залихватски рапортуют: «Очаг ликвидирован», — смёётся наш собеседник. — Но до поросячьего визга, правда, никто из наших не напивался. Рабочие меру «дезинфекции» организма знали.
Порядки в быту во время работы в Чернобыле, по словам Анатолия Трусова, были строгими. Для провинившихся в чём-либо даже существовала «губа». Был случай, когда ушедшему в самоволку в село татарину не просто пришлось отсидеть на ней, но и впоследствии узнать, что на Родину отправлено письмо о его безобразном поведении – на работу и домой жене. «Сойдёт и так, — в конце концов, погоревав, махнул рукой нарушитель, — у меня родни много, приютят. Зато радиацию больше не буду хватать». Товарищи его не поддержали, но и гнобить не стали – пусть возвращается восвояси.
Анатолий Михайлович рассказывает, что видел в зоне аварии сёла, жители которых полностью эвакуировались. А в некоторых люди так и оставались жить в своих домах. Ликвидаторы сначала зачищали территории: ломали опустевшие здания, колодцы, заборы, снимали слои заражённой земли. Всё грузили на машины и вывозили в могильники для радиоактивных отходов. Другие подразделения занимались их захоронением. Затем строители заново покрывали крыши жилых помещений, ремонтировали сараи, меняли заборы. Сёла на их пути попадались небольшие, но расположенные густо, в трёх-пяти километрах друг от друга. Только с одним закончишь, другое неподалёку маячит.
— А потом возвращались в палатки по 50-100 человек и брык спать на двухъярусных кроватях. Если погода была прохладной, дневальный протапливал печку, он же наводил чистоту, — вспоминает наш собеседник. – Утром приходил ротный, вновь распределял нас по объектам. Моя бригада чаще всего перекрывала крыши. Поскольку очень опасной для людей была радиоактивная пыль, которая летала везде, впереди автобуса с рабочими шла машина, разбрызгивавшая воду.
Для дезинфекции выдали нам всем два вида порошка. Слабым мы стирали одежду. Пробовали другим, более сильным, но выяснилось, что если прополощешь бельё плохо, а потом его наденешь, кожа тут же бугрится волдырями.
Чужие среди своих
Казалось бы, пострадавшие от техногенной аварии должны получить от государства достойную поддержку. Но не тут-то было. Никто из специалистов ничего молодым мужчинам вовремя не объяснил ни про дозы радиации, ни про необходимость оформлять справки. Да и попытку проверить сделали, по словам Анатолия Михайловича, всего один раз.
— Был такой прибор, на пушку похожий. Его к животу прижимаешь, нажимаешь на рычажок, и он показывает полученную дозу. Прошли человек 50 моих товарищей – «пушка» зашкалила, на том дело и закончилось.
После возвращения с ЧАЭС домой два года Анатолия ничто не беспокоило. Потом заболели зубы и пошло-поехало, всё хуже и хуже. Недуги наворачивались снежным комом. А с врачами было не столковаться: «Это у вас общие заболевания, дело тут не в Чернобыле».
— Если ликвидаторы, работавшие в 1986-87 годах, приходили в больницу с язвой желудка, болезнями печени или других органов, так им сразу группу инвалидности давали, — обижается Анатолий Трусов, — а нам диагностировали общие заболевания. У вас, дескать, показаний для оформления группы нет, плохое самочувствие — признак преклонного возраста.
15 мая 1991 года вышел закон, по которому чернобыльцам определили льготы. С тех пор он уже много раз изменялся в сторону урезания их прав и льгот. На сегодняшний день всё обернулось незначительной денежной компенсацией за услуги ЖКХ.
Тракторист, сварщик, кузнец, медник, печник и столяр – руки Анатолия Трусова не боятся никакой профессии. Мог бы жить припеваючи, если бы за те страшные полгода не подверг риску своё здоровье. Одна радость — семья, ради благополучия которой он пошёл на риск, сохранилась и приросла двумя внучками, двумя правнуками и правнучкой.
«Глядишь на молодых и радуешься. Но они же не сидят спокойно – то возятся, то спорят, то хохочут. У меня часто голова болит, поэтому уйду подальше, посижу, отдохну – и опять к ним. Кому я и такие, как я, ещё нужны? Чернобыль подкосил нас, а забвение добивает», — рассуждает ликвидатор.
И разве он не прав?
Радиоактивный пожар
О трагедии забывают даже те, кто живёт в непосредственной близости от территории, опалённой поцелуем смерти. Совсем недавно, 4 апреля 2020 года, в Чернобыльской зоне отчуждения вспыхнул пожар, пробушевавший 10 дней. Вокруг атомной станции сгорели дотла 12 заброшенных сёл. Превратился в пепел знаменитый Рыжий лес, во время взрыва реактора в 1986 году вобравший в себя наибольшую долю выброса опасной пыли. Пламя прошлось по могильникам с заражённой техникой, которую использовали при ликвидации аварии. Остановить огонь удалось лишь благодаря наступлению дождливой погоды. Но эксперты считают, что поднявшийся ветер может разнести радиоактивные частицы по свету и отравить воздух. Они не исключают оседания в почве изотопов и их попадания в пищу вместе с овощами и фруктами.
А тем временем полиция задержала виновников ЧП, двоих мужчин – один из них поджёг траву в нескольких местах «для забавы», а другой сжигал мусор возле дома…
Елена Кулыжкина, фото автора. Газета «Уезд» http://pressa-uezd.ru/?p=27691#more-27691
